Японские народные сказки - Страница 102

102

— Ну, этого я ему не спущу!

Весь красный от злобы, вернулся он домой и схватил топор.

А у Ясохати была старуха-мать. Иссохла она с голода и умерла. Похороны-то дорого стоят. Начал Ясохати думать, как тут быть. Вдруг в дом ворвался богач, грозно размахивая топором.

Побежал Ясохати в комнату, где лежала покойница, и спрятался там.

— Где ты? Не уйдешь от меня! — кричит богач.

Стал он махать топором, да, промахнувшись, ударил покойницу. Тут Ясохати громко зарыдал:

— Убил ты, убил мою матушку, остался я, несчастный, один на свете!

Опомнился богач: совершил он тяжкое преступление.

— Ясохати-доно, провинился я перед тобой. Прости меня! — начал слезно молить он.

— Что за толк в твоих просьбах? — ответил Ясохати. — Ведь мертвую уже не воскресишь. Убил ты мою драгоценную матушку! Завтра подам жалобу в управу.

Сосед-богач побелел от страха:

— Ясохати-доно, Ясохати-доно, мы же всегда с тобой жили дружно, по-соседски. Не выдавай меня! А я тебе за это дам сотню рё.

— Что глупости говорить! — отмахнулся Ясохати. — Неужели я свою матушку за деньги продам? Деньгами тебе не откупиться.

— Я еще сотню рё набавлю.

— Нет, и слушать не хочу.

— Ну, возьми еще сотню.

— Делать нечего. Видно, приходится кончить дело миром. Сохраню все в тайне, — милостиво согласился Ясохати и взял от богача деньги.

Пошел он потом к лошадиному барышнику и купил у него старую клячу. Пристроил покойницу на лошади и сказал соседям:

— Повезу я к горячим источникам мою матушку, пусть полечится.

Дошел он до чайного домика у подножия горы и привязал лошадь к столбу.

В чайном домике веселились, распивая вино, несколько сельчан.

Взял Ясохати чашу, стоявшую перед ними, и — хлоп! — осушил до дна.

Рассердились сельчане:

— Что за наглец! Откуда взялся, дрянь подзаборная! Выпил наше вино, так на, еще выпей!

Схватил один из них железный чайник и бросил в Ясохати. Но тот ловко увернулся, не попал чайник в него, а вылетел из дома и угодил в покойницу. Свалилась она с лошади мешком.

Ясохати завопил истошным голосом:

— Ой, убили мою матушку! Вез я ее к горячим источникам полечиться, люди добрые, а ее безжалостно убили!

Испугались гости: беда на их головы! Собрали деньги вскладчину и откупились от Ясохати: дали ему пятьдесят рё.

— Теперь уж незачем везти дорогую покойницу к горячим источникам, — вздохнул Ясохати. Вернулся он домой и похоронил свою матушку под корнями хурмы, на задворках дома.

На другой день пошел он к соседу-богачу:

— Матушку мою, которую ты убил, продал я вчера за пятьдесят рё. Нынче стали делать из человеческой печени лекарство. Покупатели пришли даже в чайный домик под горой. А ты кормишь свою бабушку, уже ни к чему не пригодную. Лучше убил бы ее и продал с прибытком.

— Да, оно, пожалуй, так, — призадумался богач и убил свою бабушку.

Теперь у богача ни одного коня не было, и он одолжил у Ясохати его клячу, привязал к ней покойницу и повез в чайный домик продавать.

Стал прицениваться, а ему говорят:

— Вот еще вздор! Да есть ли на свете человек, что купил бы такой товар?

Понял богач, что Ясохати опять провел его, и воротился домой вне себя от ярости. Уже не в первый раз обманул его Ясохати. Убил богач всех своих коней, а теперь и свою бабушку. «Нет, — думает, — нельзя оставить этого негодяя в живых. Кто знает, что он еще подстроит. Лучше избавить людей от его плутней. Убить, и все».

Созвал он толпу слуг и приказал им схватить Ясохати и утопить в речном омуте. Пошли слуги в дом Ясохати, когда он еще спал, закатали в футон, обвязали веревками и потащили на речную плотину.

— Что вы хотите со мной сделать? — спросил испуганный Ясохати.

— Такого мерзавца, как ты, нельзя оставить в живых. Кто знает, в какую беду ты введешь людей. Наш господин велел утопить тебя в омуте.

Ясохати только вздохнул:

— Вот вы как! А я ведь тоже не какой-нибудь оборвыш. Я — богач Ясохати. Уж если будете убивать меня, умру, как мужчина. Вы, верно, знаете, мне недавно повезло, накопил я тысячу рё. На том свете к чему мне деньги? А ведь мы старые друзья! В память обо мне разделите между собой мои денежки.

Слуги знали, что Ясохати разными плутнями принакопил деньжат, и переглянулись.

— А где твои деньги? — спросили они.

— Я их зарыл под корнями хурмы на задворках дома. Пусть кто-нибудь пойдет выкопает, а со мной оставьте сторожа.

Но слуг одолела жадность:

— Незачем тебя сторожить: ведь ты крепко связан веревками. Не убежишь. Мы пойдем отроем денежки, а ты здесь пока подожди.

Оставили они Ясохати на плотине, а сами убежали.

Ясохати тихонько стал посмеиваться, а тут вдруг пришел погонщик, ведет вола, груженного рыбой. У погонщика гноились глаза, и был он подслеповат.

«Как раз кстати», — подумал Ясохати и стал повторять:

— Глаза, исцелитесь! Глаза, исцелитесь!

Погонщик удивился:

— Ты чего ради голосишь в мешке?

— А ты послушай, — ответил Ясохати. — Заболели у меня глаза так, что хуже некуда. Велела жрица-мико закатать меня в футон, скрутить веревками и положить на дороге. И должен я кричать: «Глаза, исцелитесь! Глаза, исцелитесь!» Обещала, что я сразу выздоровлю. О радость, я и в самом деле исцелился! У тебя, смотрю я, тоже больные глаза. Попробуй-ка это средство!

Поверил погонщик, и захотелось ему тоже вылечиться:

— Ну, раз так, одолжи мне твой футон и веревки. Тебе незачем здесь дольше лежать, ты ведь исцелился.

Освободил он Ясохати, а тот закатал погонщика в футон и обвязал веревками.

102